Суд памяти
Тема советских немцев, писанная-переписанная мною до тех пор, что, кажется, добавить к сказанному нечего, получила новый читательский импульс после публикации материала «История одной фотографии». На что мы, собственно, и рассчитывали. Требовалась ваша, уважаемые читатели, помощь в том, чтобы назвать всех, кто стал участником встречи в феврале 1992 года в Тюмени, организованной по линии «Виденгебурга». Люди на фото – бывшие жители Драйшпица, которых в 1941 году депортировали в Сибирь.
Момент истины
Снимок относится к тому времени, когда история немцев Поволжья перестала быть запрещённой темой. А это значило, настал момент истины. Момент исторической правды. В советском прошлом было немало страниц, когда действия против конкретных людей, социальных групп и целых народов носили такие масштабы, что говорить о них означало выступать против своего социалистического строя, механизм которого "грешил" известным тоталитаризмом.
И вот встреча с Лилией Вильгельмовной Мартын, умницей-педагогом, родоначальницей крепких семейных традиций и просто хорошим человеком. Папки с документами, фотографиями, газетными вырезками, хранящимися бережно, аккуратно и трепетно. Для неё это дорогая тема. Для меня – живая, дополняемая всякий раз новыми фактами, документальными свидетельствами, портретами юргинцев.
Драйшпицу повезло с названием и в бытность советской немецкой автономии – "драй" – три, "шпиц" – вершина: красиво, романтично, и сейчас у её исторической родины необыкновенно светлое, доброе название: Добринка. И отношение к этой исторической родине у Лилии Вильгельмовны тёплое. И история депортации изучена от "а" до "я". И начинает она свой рассказ с мобилизации на фронт. С начала начинает.
История о том, как семья Гомер стала "фашистским элементом"
– Я родилась в 1940 году. Родители, талантливые и одарённые от природы люди, Лидия Христофовна, урождённая Шульц, и Вильгельм Вильгельмович Гомер, окончили до войны рабфак и преподавали в школе. В Сибири за отцом закрепится неофициальное Василий Васильевич, а в ребячьей среде – сокращённое до шести букв: Вас-Вас. У отца в родне никого не было. В 1922 году Поволжье охватил страшный голод. Народ вымирал семьями. От кого папа унаследовал уникальный слух и умение играть на всех инструментах, дар художника-оформителя? Мне на всю жизнь запомнился запах зубного порошка, который разводился водой, и по кумачу отец писал плакаты и аншлаги с высказываниями Ленина и Сталина. Всегда в нашем доме подсыхали его работы, и мы обходили их бочком, чтобы не уронить и не размазать. Но будет это потом. В сибирской эвакуации.
А когда началась война, папа служил в Красной армии. Тогда патриотический порыв охватил всех от мала до велика. В письмах маме отец писал, что будет бороться с фашистами без страха и пощады к врагу. Письма были грамотные и тёплые, искренние по содержанию.
Как известно, с началом войны массового призыва немцев автономии в армию не было. Мобилизация проводилась ограниченно и строго в индивидуальном порядке. Как правило, это были члены партии, которые направлялись на специальную политическую работу. Но служили в действующей армии те, кто был призван до начала войны: не менее шестнадцати тысяч военнослужащих немецкой национальности, призванных с Поволжья. Хотя с конца 1941 года их начали демобилизовать, всё же самые трудные военные месяцы лета и осени они воевали на фронте. Многие погибли. Смогли продемонстрировать мужество, отвагу, воинское мастерство. Легендарная Брестская крепость, белорусские города и сёла. В списках удостоенных звания Героя Советского Союза, ордена Красного Знамени, других боевых наград значатся имена поволжских немцев. Следует заметить, что в тяжёлый период отступление нашей армии, орденами награждали крайне редко, в особых случаях беспримерного героизма.
Среди населения Поволжья проводились мероприятия по военной подготовке населения. Создавались отряды народного ополчения. На 15 августа в них состояло 11193 человека. Словно по иронии судьбы был принят официальный документ, перевернувший судьбу поволжских немцев. 26 августа 1941 года принято Постановление Совнаркома СССР и ЦК ВКП(б) "О переселении немцев из республики немцев Поволжья, Саратовской и Сталинградской областей в другие края и области". Указ Президиума Верховного Совета СССР, подписанный Калининым. В Указе говорилось, что "немецкое население районов Поволжья скрывает в своей среде врагов советского народа и Советской власти".
В литературе же описан случай проникновения в Поволжье диверсионной группы из-за линии фронта. "Фашисты", при первой же попытке получить помощь советских немцев, были обезврежены и сданы в милицию. Это сделали простые деревенские колхозники. "Диверсанты" на самом деле оказались переодетыми чекистами, проверявшими лояльность населения.
Люди были поражены и своим бесправием, и этим всевластием. Но даже не возмущались. Какой вклад внесли бы в победу над врагом, в отражение агрессии сотни тысяч советских немцев, дисциплинированных и ответственных, прошедших, как Вильгельм Вильгельмович Гомер, хорошую выучку в Красной армии. Он не раз вспоминал о солдатах-срочниках, своих земляках на службе в армии. Это были вдумчивые, серьёзные бойцы, служившие честно и добросовестно. Верой и правдой, говорили тогда.
Постановление Совнаркома от 26 августа 1941 года было пространно (на шести листах) и вместе с тем предельно конкретно: "Переселить всех немцев из республики немцев Поволжья: в Красноярский край – 70000 человек, Алтайский край – 91000 человек, Омскую область – 80000 человек, Новосибирскую – 92000 человек, Казахскую ССР – 100000 человек. И так далее. Всего двенадцать территорий. Переселяемым разрешалось брать с собой личное имущество, мелкий сельхоз- и бытовой инвентарь, продовольствие. Всего весом до тонны на семью. Но всё это следовало приготовить для отправки. С собой же в руки – 50 килограммов клади. Из расчёта на двадцать дней. То, что предлагалось приготовить к пересылке, растаскивалось. Началось мародёрство. Да и кому и когда было заниматься отправкой чужого имущества после отъезда хозяев, когда в стране такая война!
В качестве приложения к постановлению Совнаркома ведомством Л. Берии были разработаны инструкция по проведению переселения и план переселения, с длинными официальными формулировками. Для проведения операции по переселению командированы в Поволжье 1200 сотрудников НКВД, 2000 работников милиции, в Сталинградскую и Саратовскую области – 350 сотрудников НКВД, 1250 сотрудников милиции. Для войскового обеспечения операции в Немецкую республику – 7250 красноармейцев, в Саратовскую – 2300, в Сталинградскую – 2000. Это в тот непростой момент, когда каждый боец дорогого стоил на фронтах Великой Отечественной войны.
Далее операцией руководил нарком внутренних дел. Распоряжения и приказы Л. Берии предписывали: "в случае отказа отдельных членов семейств, подлежащих переселению, выехать к месту расселения, таких лиц арестовать и перевезти на место расселения в принудительном порядке. На основании агентурно-оперативных материалов… учесть "антисоветский элемент" и перед операцией арестовать его, а семьи переселить в общем порядке".
Что касается граждан немецкой национальности, несмотря на обиду и возмущения, они покорились судьбе. По данным НКВД, в Поволжье не нашлось ни одной семьи, которая бы "уклонилась" от переселения.
Отец знал строки Сергея Михалкова и повторял их с неведомым маленьким дочери и сыну подтекстом:
Сегодня праздник у ребят,
Ликует пионерия,
Сегодня в гости к нам пришёл
Лаврентий Палыч Берия…
Отец не раз вспоминал о городе на Волге, красивом, радостном.
– Он там, – он указывал за ближайший колок на запад. И не мог объяснить ни детям, ни даже себе, почему им не полагалось жить на родине.
История о пути в неизвестность
Вильгельм Вильгельмович Гомер из действующей армии был мобилизован в трудармию, в ИвдельЛАГ. Заготавливал и сплавлял по реке лес до 1947 года. Но даже тяжёлые условия лесоповала, скудная еда так его не угнетали, как мысль о том, что жена и дочка, семья Шульцев, родителей по линии жены, с десятью детьми были сорваны с обустроенного годами места, столь неожиданно вынужденные покинуть родной дом и ехать навстречу неизвестности.
– Вой и плач стоял над Волгой, – говорила мама. – Боялись: довезут до Волги и утопят. Война, а они "профашистские элементы". Старики, женщины беременные с младенцами, ребятишки мал мала меньше. Случалось, что большая семья не вмещалась в один вагон – тогда на полустанках бегали по перрону, искали близких. Товарняк был забит битком. Девять суток пути. Когда составы с бойцами шли на запад, "ссыльников" загоняли в тупики. Спали на нарах, а то и просто на полу. Умирали в основном дети и старики, их оставляли прямо на насыпи во время остановок.
По оперативным данным НКВД, в Омскую (Тюменскую) область прибыло 32 эшелона с Поволжья – более 82 тысяч человек.
История о том, как встречали "ссыльников" в Сибири
В Бушуево, куда привезли семью Гомер и Шульц, немцев встретили настороженно, но спокойно. Дед Лили был участником первой мировой войны. На фронте потерял ногу. 37 лет проходил на костылях. Лидии Христофовне помощником он был некудышним. Всю семью тянула на женских плечах. Трудно было общаться с деревенскими.
– Все мы с печальным смешком вспоминаем, как, не зная слова "гусак", женщина объясняла деревенским, выменивая на одежду птиц: "гусен жеребец".
Спешно собираясь в дорогу – в 24 часа, мама не получила при увольнении ни зарплаты, ни расчёта. Всё, взятое из дома, съели в пути. С приближением зимы стало ещё хуже. Дров "про ссыльников" никто не заготовил. Голод. Холод.
Большинство бушуевцев сохраняли к нам тёплые чувства, человеческое отношение. Правда, помочь не могли. Как помочь? В каждом доме – крайняя бедность, горе, слёзы, похоронки. Народ в Бушуево прямой и эмоциональный. Такой менталитет, как говорят. Правду-матку на собраниях, в клубе, в очереди – только правду. Поэтому случалось слышать и грубое слово в свой адрес, а то и "забористое". Но очень скоро к немцам стали относиться исходя из их личных качеств и поведения. Папа пошёл в плотники – строил свинарник. Но учителей не хватало. А папе не было цены как умелому преподавателю, оформителю и аккомпаниатору – мастеру на все руки. Коллеги и местные жители ценили его профессиональное мастерство. Демобилизовавшись из трудармии в 1947 году, он работал учителем в школе и в Ленинградском детском доме. Мама плохо знала русский язык. До конца дней она говорила с сильным акцентом.
Мы были счастливы! И считали, что наш папа – счастливчик. Ведь у мамы три брата – Давыд, Андрей, Иван – не вернулись с шахт. Не вынесли каторжного труда. И где кто похоронен, мы до сих пор не знаем.
Продолжение читайте на страницах "Призыва".
