Родина – Советский Союз
На круги своя
Нет ничего противоестественного в том, что биография Надежды Григорьевны Коровиной – в конце апреля ей исполнилось девяносто лет – богата на события, а география преобширная! Родилась в маленькой юргинской деревне Коровинке, а объездила всю страну – жила на Украине, в Прибалтике, в Узбекистане, Казахстане, Киргизии! В многонациональном Советском Союзе это было, как переехать в соседнюю область. Прибыл – устраивайся, живи, работай. Среди героев моих публикаций не встречалось таких, чтобы до деталей знали этнические особенности каждой из пятнадцати братских советских республик. Помнили, как Надежда Григорьевна, – до запаха лепёшек в Навои – Жемчужине пустыни, до пекла железобетонных свай в Кульсары Гурьевской области, до вкуса шелковицы на Украине, чем-то напоминающего спелую ежевику, до теплоты летних ливней в Донецке, когда вода, как парное молоко, до забитых песком глаз, сколько не промывай – в степях Казахстана. До дрожи тревожных чувств, когда привычно гостеприимные республики вдруг перестали таковыми быть в годы развала Советского Союза. До чувства потери и понапрасну растраченных жизненных сил. Когда родной южный город вдруг стал воспринимать своих жителей как нечто очень неродное. И приходилось искать пристанище, обустраиваться с нуля на новом месте. Это коснулось многих русских семей. Как по принципу домино: съехали одни, а следом – ещё и ещё. Контейнеры, погрузки, отъезды, скорые прощания.
И деревенька детства, которая не забылась и не заштриховалась памятью, приняла Надежду Григорьевну и её семью. Когда столько было приобретено и столько потеряно, пришлось вернуться к истокам.
– Это не рассказать, – вспоминает Надежда Григорьевна, – какое пережили чувство страха, когда, как говорят, в зубах крови нет. Никаких вариантов, никакого выбора тогда нам не оставалось: только Сибирь. Когда улетали из Узбекистана, задержали наш рейс. Сидим, а песни популярные звучат на всех советских языках. Муж плакал. Двадцать пять лет он в составе мехколонн строил жильё, школы, заводы, дороги в южных республиках. И вдруг нам открыто сказали: уезжайте, пока можете уехать. Потом всё бросите и побежите. Еле уехали.
В 1992 году вернулись супруги Церцвадзе – по мужу – с дочерью Русланой Ивановной и внуками в Юргу. С тех кризисных лет у семьи стойкое желание помочь каждой приезжей семье, вынужденно покинувшей бывшие союзные республики. Материально или организационно. Считают, что понять это сможет только тот, кто пережил подобное.
В годы войны
Жизнь, богатая на события и впечатления. Самые разные. На начальном этапе биографии деревенское детство, война. Многолюдную деревню повыкосило. Столько добросердечных ребят, мужчин призвали на фронт. С ними как свет уходил из деревни. Вернулись единицы. Отца Надежды Григорьевны по возрасту оставили заниматься важной для военного тыла работой. Он был заготовителем. Принимал молоко, мясо, яйца, овчину, тёплые вязаные вещи и отправлял всё в Тюмень. Строгий регламент приёмки и отчётности. Высокие, а подчас неподъёмные планы.
Мать Дарья Игнатьевна вела хозяйство. Семья большая – шестеро детей. Пятерых вырастили, на ноги поставили. Одну дочь похоронили. Какими же тяжкими и печальными помнятся годы войны: похоронки, похоронки. Пятнадцатилетнюю Надежду приняли на работу медсестрой в Юргинскую больницу. Без специальной подготовки – обучали на практике, от дежурства к дежурству. Районная больница тех лет – амбулатория и терапевтическое отделение. В 1942 году открыли свой первый фельдшерско-акушерский пункт. В штате районной больницы – врач, двадцать фельдшеров, медсёстры и санитарки. Главный врач Александр Николаевич Амелин и его жена Мария Ивановна были примером профессионального служения медицине. (А.Н. Амелин руководил Юргинской районной больницей с 1930 по 1943 годы – прим. автора). Супругов ценили и уважали за неоспоримые качества: знание медицины, ответственность и самоотверженность, врождённую заботливость, искренность – непоказушную открытость людям. Трагедией обернулось одно из дежурств для фельдшера-акушера Амелиной. Мария Ивановна поехала в холод, осенний обвальный дождь и бездорожье принимать роды в деревню. Увязла в непролазной грязи – лошадь встала. Билась-билась, перемёрзла – отказали руки и ноги. Паралич, инвалидность – цена такой самоотверженной работы в годы войны. Жители Юрги послевоенных лет помнят их с мужем доктором Амелиным: две могилы с красными звёздами на сельском кладбище. Никто не проходил мимо. Низко кланялись сельским медикам. Как сейчас им покоится, не знает Надежда Григорьевна. Разрослось сельское кладбище. Да и давно она не ходок по дням поминальным. Девяносто – это возраст.
Больница военных лет запомнилась трудными дежурствами, чистотой невероятной: как могли санитарочки, не имея никаких моющих средств, кроме хозяйственного мыла, в такой чистоте содержать палаты стационара и амбулаторию. Стёкла окон сияли, постельное бельё в прачечной кипятилось в больших чанах и было кипейно белым.
Дома – хозяйство, большой огород. Встанет Надежда раненько, часов в пять, поможет матери управляться, на работу бежит. Из Коровинки – километра три пешком по бездорожью, в дождь и в снег. С дневных смен возвращалась в девять часов – зимой и осенью темень непроглядная.
У людей горя полно, но в уныние не впадали юргинцы. Больные – народ приветливый, улыбчивый. Вспоминает, как в войну медперсонал собирал плывун. В здешних лесах его много. На основе полевого хвоща делали лекарственные препараты, использовали для заживления ран, для перевязок. А больных выхаживали с такой заботой и ответственностью: каждый человек – ценность. И лечили-то чем? Стрептоцидом "белым" и "красным", зелёнкой. Пенициллин стал появляться в конце войны. Никаких благ цивилизации, примитивные методы и средства лечения, тяжелейшие нагрузки, а вылечивали и выхаживали больших и маленьких.
– Сейчас юргинцы забыли о бездорожье, горячая вода и тепло в домах – дров не надо готовить на лечебное учреждение. А человечность уходит, люди черствеют. Равнодушие к чужому горю, бесстрастность к гибели сотней людей, – вслух размышляет Надежда Григорьевна. Возможно, возвращение к военным годам с такой ностальгией кому-то покажется неправомерным. Но я разделяю точку зрения моей собеседницы. В войну работала в Юргинской больнице моя бабушка Прасковья Сидоровна, мама – в послевоенные годы – в Лесновской.
– Идёшь с врачом на обход – у доктора и у медсестры чистое белое полотенце. После осмотра каждого пациента вытерты руки. А что до чистоты палат, дверей, тумбочек – упаси бог, если заметит врач непорядок!
Вообще сравнивать тогдашнюю и сегодняшнюю сельскую медицину можно долго. В разных аспектах. И не всегда, должна заметить, это сопоставимые вещи. Для Надежды Григорьевны это старт трудовой биографии. Кропотливая, трудная, нужная работа.
Уроки войны не забудутся. Это отцовская заготконтора, где невозможно было понять, как такое изобилие может находиться рядом с голодом. И невозможно было не восхититься: маленькая раздетая и полуголодная деревня умудрялась производить много продуктов и кормить фронт.
Надежда, толковая и грамотная, быстро научилась латыни, умело записывала рецепты, читала назначения, и её рекомендовали работать в аптеке. Было это уже после войны. А потом старшая сестра Надежды Григорьевны вышла замуж за военного МГБ и уехала с ним в Таллин. Скучала, жаловалась в письмах, что вокруг – ни слова русского. Очень звала к себе. И Надежда поехала к сестре. Никогда не выезжающая за пределы Юрги, она оказалась в Европе. Как с Земли – на Луну. Тарту, Нарва. Хотя после войны было много разрушений, восстановительные работы шли полным ходом. И это была Европа: парки, площади, кафе. Контраст в сравнении с деревянной дальней деревней, с которой ей предстояло попрощаться на долгие годы. И которая потом приняла её в свои пенаты.
Дорогами Надежды
В Эстонии началась семейная часть биографии Надежды Григорьевны, яркая, знаменательная. С Иваном Семёновичем Церцвадзе они познакомились случайно. Уникальный человек, обаятельный, харизматичный, грузин по национальности, он блестяще знал и высоко ценил русский язык. Прошёл Великую Отечественную войну, был в плену в немецких, польских и французских концлагерях. Любил город Тбилиси, где родился. Много и интересно рассказывал Надежде о нём, о своей семье. Родители воспитали в сыне скромность, трудолюбие, безупречный вкус – он был единственным сыном в семье. Всё это обращало её внимание. До войны он получил высшее образование. Работал в строительных организациях.
На фронт был призван в 1941 году Тбилисским пунктом Закавказского военного округа. Служил в составе батальона связи 47 армии. В мае 1942 года при отступлении был ранен. Попал в плен. До 1944 года – концентрационные лагеря. С группой пленных удалось бежать. Так он попал в Северную Италию, вступил в партизанское движение, продолжал борьбу с немецко-фашистскими захватчиками. До полной капитуляции Германии. До конца войны. Затем спецпроверки – трудное возвращение домой.
Он был настоящий грузин – натура широкая, уважение к женщине до рыцарского поклонения ей. Надежда Григорьевна вспоминает, как они играли в Коровинке свадьбу: он откупил в Тюменском аэропорту самолёт и полетел за невестой в Юргу. А потом увёз на жительство на Украину. Этакая типичная грузинская свадьба!
– Ой, хороший! – всплёскивает руками Надежда Григорьевна. – И отец, и муж образцовый! Таких нет сейчас. Ни на этом свете, ни на том. Одевал меня, как королеву. В санатории мы ездили, в дома отдыха. Работал в строительстве, получал хорошо. Да и профсоюзы были тогда, и отдых доступный для всех – хоть в Крым лети, хоть в Сочи.
В Донецке у супругов Церцвадзе родилось двое детей: дочь Руслана, сын Володя. Девочку ждали очень. Названа она была популярным на Украине именем: Руслана. Красивое женское имя. Владимир – владеющий миром. Не мог грузин Иван Семёнович Церцвадзе дать детям тривиальные имена.
Надежда Григорьевна во всём полагалась на его вкус, да и вообще во всём на него полагалась. Не получилось выучиться – работала и прачкой, и дворником. Вела дом. Любила осваивать национальную кухню. Готовила то, что подавалось к столу у местных хозяек. А объехали они в составе строительной мехколонны чуть ли не весь Советский Союз. Были частичкой общности советский народ. Не привязывались к одному месту. Профессия строителя не предполагала оседлости. Жизнь на колёсах нравилась и родителям, и детям. Было интересно! Дислоцировался их строительно-монтажный поезд в новом месте – невысокий забор построили, не предусмотрели местного колорита. Приходили верблюды и съедали все насаждения. Был такой казус. В Узбекистане научились готовить настоящий плов, печь чебуреки, в Казахстане – готовить бешбармак. А из Коровинки вынесли незабвенные рецепты бабушкиных ягодных лепёшек на капустных листах. Заварных постряпушек-грибов. Домашней помакуши на сусле из пророщенной пшеницы.
Когда Иван Семёнович ушёл из жизни, стало пусто и трудно без него – опоры и защитника во всём.
Надежда Григорьевна, живя с дочерью Русланой Ивановной, принимает во всём, что касается их дома, активное участие. Сын с семьёй живёт в Барнауле. Четверо внуков, пятеро правнуков у бубушки Нади. Она обожает Юргу. Холодная зима, гнус по целому лету, но это то место, куда всегда её тянуло, где бы она ни жила. Любит детей и внуков. Любит этот непростой мир и смотрит на него с оптимизмом и надеждой.
